Он пристально посмотрел на меня и спросил:

– Где Йенсен?

Я понял, кто он такой. Я узнал его голос – это был тот самый швед, что звонил ночью.

– Он уехал, – ответил я. – Чем могу служить?

– Уехал? В такую рань? Куда это?

– Чем могу служить? – повторил я. – Или вы хотите переговорить с миссис Йенсен?

Услышав голоса, Лола вышла из кухни. Едва она увидела шведа, кислое выражение ее лица тут же сменилось на улыбку.

– Здравствуйте, мистер Лэш. Вы сегодня рано.

Он немного расслабился и притронулся к шляпе:

– Доброе утро, миссис Йенсен. Я приехал поговорить с Карлом насчет похорон Уоллеса. Карл, наверное, сказал вам, что он умер прошлой ночью. Легион хочет организовать все как следует. Поскольку Карл в Легионе человек видный и был другом Уоллеса, мы подумали, что лучше его не найти человека, чтобы сказать несколько слов о покойном. А этот парень утверждает, что Карл уехал.

Я взглянул на Лолу. Она была совершенно спокойна. При упоминании о смерти Уоллеса улыбка на ее лице угасла, и на нем появилось выражение скорби. Актриса она была отменная.

– Это правда. Вы с ним разминулись. Он уехал в Тропика-Спрингс с полчаса назад.

На лице Лэша отразилось недоумение.

– В самом деле? Но его машина стоит под навесом – я ее только что видел!

Я замер, но, оказывается, можно было не волноваться. Она врала без запинки, и запудрить мозги этому туповатому шведу для нее не составляло труда.

– А он уехал не на машине. Его не будет несколько недель, и он решил добраться до Тропика-Спрингс на попутном грузовике. Я не могу оставаться здесь без машины так долго. Он расстроится, когда узнает, что разминулся с вами.

Я видел, что Лэш озадачен услышанным. Он снял шляпу, почесал затылок и спросил:

– Вы думаете, что он не вернется до похорон, миссис Йенсен?

– Думаю, нет. Я даже не знаю, когда он вернется. Может, через несколько недель… Вчера ему подвернулась возможность купить еще одну станцию. После того как отменили встречу, он вернулся, и кто-то ему позвонил с этим предложением. Мы обсудили его, и он решил съездить туда и посмотреть.

– Съездить куда? – Лэш удивился еще больше.

– Куда-то в Аризону, – ответила Лола. – Предложение было очень заманчивое, и он решил не откладывать, чтобы кто-нибудь его не опередил.

Я сам не сумел бы ответить лучше. Что-что, а рассказывать сказки она умела.

– Аризона? Так ведь это же далеко! – сказал расстроенный Лэш. – Ведь он не собирается туда переезжать?

– Мы это еще не обсуждали. Я думаю, что он хочет найти кого-нибудь на месте и поручить ему станцию. Я уверена, когда он вернется, он сам все вам расскажет.

Это остановило его расспросы. Он даже смешался.

– Мне бы не хотелось, чтобы у вас сложилось впечатление, будто я сую нос в чужие дела. Я просто очень удивился, что его нет. Что ж, если его нет, придется мне произнести речь самому.

Он взглянул на меня.

– А кто этот парень?

– Джек Пэтмор, – ответила Лола. – Карл нанял его в помощники, пока его не будет.

– Это ты обозвал меня «чертовым шведом» вчера по телефону?

Я ответил ему прямым взглядом:

– В четыре часа утра я могу обозвать кого угодно кем угодно.

Он помедлил, пробурчал что-то и отвернулся.

– Вы не хотите позавтракать, мистер Лэш? Все готово, – сказала Лола.

– Нет, спасибо. Мне еще надо многое успеть. Когда вернется Карл, попросите его мне позвонить.

Она пообещала, и он вышел, не взглянув в мою сторону. Лола вернулась на кухню.

Что ж, по крайней мере, придуманное мной объяснение сошло. Конечно, разговоров о том, что мы с Лолой остались одни, не избежать. Я помнил, как Карл рассказывал мне, сколько было сплетен, когда на станции появилась Лола. Ему пришлось жениться, чтобы прекратить эти пересуды.

Было воскресенье, а по выходным через горы всегда проезжает много машин, и передохнуть нам было просто некогда. Мы продали тридцать обедов и двадцать три ужина. Кроме того, помимо беготни к колонке, мне пришлось еще устранять большую поломку. Движение стихло лишь к полуночи.

За весь день Лола не сказала мне ни слова. Я вошел в кухню, когда она заканчивала уборку. Она не обернулась и ничем не показала, что заметила мое присутствие.

– Неплохой денек, – сказал я, облокачиваясь на косяк двери. – По моим прикидкам – долларов на четыреста.

Лола поставила сковородку, которую мыла, на полку. Судя по эффекту, который произвели мои слова, я мог бы вообще не открывать рта. Она сняла покрытый пятнами халат, свернула его и бросила в кучу грязных скатертей.

Опять увидев ее в шортах и майке, я почувствовал, как меня охватило такое сильное желание, что мне стоило немалых усилий остаться там, где я стоял. Она вышла через заднюю дверь, оставив меня одного.

Итак, она будет показывать характер, думал я, шагая в свой флигель. Что ж, посмотрим, кому первому это надоест. Я прошел в спальню, подошел к окну опустить жалюзи и остановился.

В ее спальне горел свет. Жалюзи она опускать не стала, и я хорошо видел ее комнату. Футболку Лола уже сняла, и я видел, как она, переступив, оставила шорты на полу. При виде ее совершенно обнаженного тела мое сердце стало биться так, будто хотело выскочить из груди. Она медленно повернулась, прошла в ванную и закрыла дверь.

Усилием воли я заставил себя опустить жалюзи.

Следующие четыре дня прошли в том же духе.

Лола со мной не разговаривала. На кухне она управлялась в одиночку, и дверь на кухню была заперта. Между кухней и залом имелось окно, через него я кричал ей о сделанных заказах и забирал готовые блюда. Увидеть ее можно было, только просунувшись в это окно. На мне было обслуживание в зале, на бензоколонке и продажа приготовленных заранее бутербродов и сэндвичей.

Ночи проходили по заведенному графику. Все дежурства были на мне. Вечером около семи часов она открывала дверь кухни и уходила в дом, оставляя на меня одного все хозяйство. Когда Лола ложилась спать, она по-прежнему не опускала жалюзи, и, хотя искушение было велико, я держался подальше от своего флигеля, пока в доме не гас свет.

Перед моими глазами по-прежнему стояла ее обнаженная фигура, и эта картина превратилась в настоящую пытку, усугублявшуюся жарой. На четвертый день задул сильный ветер, поднявший тучи пыли и песка. Нервы мои были напряжены до предела. Я стал плохо спать.

Жара была совершенно невыносимой, и движение заметно стихло. Фермеры предпочитали отправлять выращенные дыни поездом, поскольку они портились за восемнадцать часов пути в Тропика-Спрингс на грузовиках. Туристов, проезжающих по выжженной солнцем дороге, тоже заметно поубавилось. Меньше людей останавливались перекусить и что-то отремонтировать. У меня появилось свободное время, которое мысли о Лоле превратили в настоящую пытку. Это был тяжелый для меня период.